Притча 3. Остров Людей-Носорогов.

Архипелаг «Мы всегда так живем»

Давным-давно, в позапрошлом веке, жил-был знаменитый и бесстрашный путешественник. Звали его Гюль Верр. Множество заморских стран посетил он, бесчисленное количество морей прошел.

 Возвратившись из очередного далекого путешествия, пребывал он в своем родовом поместье, предаваясь  dolce far niente, общению с родными и друзьями, отдыхая от заморских впечатлений и набираясь сил для новых странствий. Однажды, прогуливаясь по улицам города, который посещал он иногда с целью купить что-нибудь нужное или просто повстречаться с давно не видевшимися с ним приятелями, Гюль Верр поймал себя на странной мысли. Отвлекаясь на минутку от основной нити повествования, отметить следовало бы, что знаменитый путешественник вообще очень любил эту забаву – «ловить мысли». Игра заключалась в том, чтобы следить как сторонний наблюдатель за ходом своих мыслей, отмечать момент их рождения, как они сменяют одна другую, иногда плавно и логично перетекая от темы к теме, а иногда – наоборот – дивным и непредсказуеиыи образом перескакивая на казалось бы не связанные никак… Так вот, поймал Гюль Верр себя на мысли, что смотрит он на горожан, степенно прохаживающихся по широким тротуарам бойкой торговой улицы, или же спешащих по каким-то своим делам энергичным шагом, смотрит-смотрит и видит, что 9 человек из 10 взрослых, почтенных горожан, его земляков, имеют нечто общее. А конкретно – выстающий живот. У кого-то маленький деликатный, только намечающийся животик, у кого-то – объемистый солидный живот, а у некоторых – так просто нечто, выпирающее вперед, чему простолюдины дают неблагозвучное, но доходчивое название – «брюхо». Причем статистика эта касается как мужчин, так и почтенных матрон – женщин в возрасте.

Справедливости ради, отметить следовало бы, что сам Гюль Верр телосложения был скорее худощавого, а мышцы его, изощренные от частых физических нагрузок, которых не занимать в путешествиях, морских ли, сухопутных ли, могли быть предметом зависти многих его ровесников. Да и команду на своей бригантине подобрал он соответствующую – все матросы и офицеры радовали глаз атлетическим телосложением и точеными мышцами, играющими под кожей, бронзовой от тропических солнечных лучей. Не место было «бюргерским животикам» там, где требовалось взлетать, как птица, по вантам, подтягивать шкоты или работать веслами на шлюпке.

Поймав себя на мысли, что большинство почтенных горожан имеет такие диспропорции в телосложении и никому не кажется это неестественным или постыдным, Гюль Верр непроизвольныо вспомнил один из удивительных островов, куда довелось ему добраться на своей бригантине несколько лет назад…

Населяло этот затерянный в океанских просторах небольшой островок племя, которое полностью походило на людей, но за малым (если можно так выразиться) исключением. Этим «малым исключением» был рог. Да, такой странный нарост, наподобие рога у белого африканского носорога. Рог этот был практически у всех взрослых туземцев. Рос он прямо на лбу и вызывал странное ощущение у прибывших на остров Гюля Верра и его спутников. Во всем остальном – люди, как люди, но вот посмотришь на лоб – и… понимаешь, что находишься в неведомом закутке цивилизации. Причем особенно этот феномен проявлялся у островитян пожилых, дети же имели вид вполне привычный для ока вновь прибывших. Конечно, и тут были различия: у некоторых взрослых это были небольшие шишковатые наросты, у некоторых – вполне сформировавшийся рог длиною дюймов четыре-пять, у третьих же – вообще уродливые великаны более фута. Впрочем, слово «уродливые» рождалось только в мыслях прибывших на остров путешественников. Видно было, что аборигены вовсе не считали свои торчащие на лбу образования чем-то неестественным, от чего надобно избавляться или переживать по этому поводу. Да, встречались среди островитян отдельные мужчины и женщины, которые, как и большинство детей, имели лоб чистый и не обезображенный (конечно же, с точки зрения путешественника) никакими наростами. Но это были просто исключения из общего «правила» и никто им особо не завидовал. По крайней мере, эталоном красоты или здоровья, по-видимому, чистый лоб на этом острове не считался.

Подивившись в очередной раз многообразию окружающего Мира и прозвавши меж собою открытый остров «Островом Людей-Носорогов», отважные мореплаватели взяли курс к родным берегам.

Притча 2. Остров гнилых зубов

Архипелаг «Мы всегда так живем»

Давным-давно, в позапрошлом веке, жил-был знаменитый и бесстрашный путешественник. Звали его Гюль Верр. Множество заморских стран посетил он, бесчисленное количество морей прошел.

И вот однажды встретился ему незнакомый Остров. Причалив в берегу на шлюпке с командой матросов, путешественник обнаружил, что Остров обитаем. Из густого тропического леса вышло к нему навстречу несколько туземцев. Настроены они были приветливо, в руках их были фрукты и цветы. И они улыбались. Улыбки эти поразили знаменитого естествоиспытателя, повидавшего много стран. У всех туземцев – и мужчин,  и женщин – были испорченные, полусгнившие, частично выпавшие зубы. Но поведение встречавших было настолько гостеприимным, что Гюль Верр, не колеблясь, принял их приглашение и отправился вместе с частью матросов вглубь Острова, тем более, что общаться оказалось не так уж трудно, поскольку туземцы говорили на диалекте,  похожем на один из языков, известных великому путешественнику.  В селении, до которого оказалось всего полчаса ходу,  Гюль Верр увидел таких же дружелюбных людей. Что удивительно, у всех, за исключением только маленьких детей, были такие же самые испорченные зубы. Позже оказалось, что все население этого небольшого Острова, неизвестного картографам того времени, страдает одним и тем же недугом: трудно было встретить взрослого человека, который не имел бы гнилых, испорченных кариесом, выкрошившихся до осколков  или полностью выпавших  зубов.  Проблема гнилых зубов населения Острова была настолько распространенной,  что главной профессией здесь  была профессия зубодера. А самым богатым и самым уважаемым на Острове человеком (после Вождя) был Самый Главный Зубодер. Он был владельцем всех школ, где обучали этому ремеслу, он знал секреты изготовления мазей от зубной боли и снадобья для полоскания воспаленных десен.

Путешественник решил понять – в чем проблема населения острова, виною ли тому местная вода, а может быть —  какие-то неизвестные науке местные плоды или растения, употребляемые туземцами в пищу?  Недолго пришлось искать причину. Ответ оказался прост: туземцы понятия не имели о гигиене рта. Никто и никогда не объяснял им, что необходимо чистить зубы после еды, что важно удалять остатки пищи, особенно сладкой и прочие нехитрые истины, известные каждому ребенку во всем мире, окружающем Остров.

Гюль Верр, обрадовавшись, что проблема оказалась столь простою и легко разрешимою, начал объяснять туземцам, как можно избежать зубных болей, выпадения и гниеия зубов. Что не только лишь у маленьких детей зубы должны быть гладкие и белые. Что в той стране, откуда он прибыл, да и в других краях, люди заботятся о чистоте своих зубов, и посему  болезни и разрушения оных – скорее исключение, чем правило. Туземцы слушали чужестранца, недоверчиво улыбаясь гнилыми осколками, покачивали головами с сомнением и говорили:

— Ну как же так, наши родители так жили, наши предки так жили, почему же они никогда зубов-то не мыли-чистили, если это так важно?

А еще некоторые молвили:

— Если бы было правдой то, что уважаемый путешественник нам рассказывает, то почему же ни Вождь, ни Самый Главный Зубодер об этом ничего нам не говорят. Ведь это такие уважаемые и мудрые люди. Они наверняка бы позаботились о нашем здоровье, если бы решение было таким простым…

А третьи рассуждали вдобавок:

— Мы всегда так живем. А чтобы проверить то, о чем говорит почтенный заморский гость надобно наших детей заставлять делать то, чего сами мы никогда не делали, а посему дети наши тоже к этому непривычные, и поменять их привычки будет очень и очень трудно. Да и надо ли? Если все с такими зубами ходим – зачем кому-то выделяться их здоровою белизною?

Посмотрел на всех них Гюль Верр с удивлением и сожалением,  послушал их речи,  махнул рукой на прощнье и отправился восвояси.

Притча 1

Давным-давно, в позапрошлом веке, жил-был знаменитый и бесстрашный путешественник. Звали его Гюль Верр. Множество заморских стран посетил он, бесчисленное количество морей прошел. На своей известной всем портам бригантине не страшился он пересекать океаны, отправляясь за новыми знаниями, потому как был он не только путешественником, а также естествоиспытателем, философом и писателем.

     И вот однажды, в самом центре огромного океана встретился ему остров. Не было его на картах великого мореплавателя. Заинтригованный, Гюль Верр отдал приказ капитану бригантины приблизиться к terra incognita и спустить на воду шлюпку. Причалив к берегу, путешественник с группой матросов отправился вглубь острова. Было в его природе что-то необычное: деревья, травы, цветы, плоды – все было очень красиво и абсолютно незнакомо. Даже птицы пели иначе.

     Внезапно перед ними открылась прекрасная поляна, а в центре этой поляны росло небольшое дерево. Ни с чем нельзя было его сравнить, а на ветвях виднелись редкой красоты плоды: сочные, румяные, душистые и не похожие ни на один заморский фрукт, который довелось отведать до сих пор знаменитому путешественнику. Как магнитом притянуло его к этому дереву, и, позабыв об осторожности, Гюль Верр сорвал один плод и надкусил его. Вкус был необыкновенно приятен, но определить его каким-то известным словом было трудно: ни сладкий и не кислый, не терпкий, не горький. Вкус был таков, что захотелось немедленно съесть плод целиком, наслаждаясь его сочной мякотью.

     Утолив свою внезапную жажду невеломым фруктом, Гюль Верр обернулся, чтобы призвать своих спутников, которые разбрелись тем временем, исследуя окрестности. Но произошло что-то необычное: вдруг мир вокруг странным образом изменился. Трудно это было передать словами: как-то странно поменялись оттенки красок, по иному зазвенел густой знойный воздух. Но самое главное заключалось в другом – по телу путешественника прошла странная, но приятная дрожь, вибрация, а затем он почувствовал, как его сознание начинает как бы соединяться с чем-то огромным, бездонным, неведомым и бесконечно мудрым. Как будто огромная волна чьих-то знаний внезапно нахлынула на него, подхватила, закружила и понесла прямо в океан. И сопротивляться этому вовсе не хотелось. Как будто кто-то снял повязку с глаз, до тех пор не видевших. Пришло понимание, как поделен мир на три части: лагерь Добра, лагерь Зла и людей, которые этого всего не ведают. И как между этими лагерями идет вечная борьба за людей не ведающих. Пришло понимание, как устроен человек, и как легко можно избежать болезней и достичь счастливого долголетия. Пришло понимание того, как пользоваться Здравомыслием и избегать неправильных оценок происходящего. И много, много, много другого.

 Через минуту, очнувшись от этого наваждения, Гюль Верр заметил, что матросы уже собрались около него.  Взволнованный пережитым ощущением, путешественник стал убеждать матросов отведать чудесных плодов, но произошло неожиданное и не поддающееся объяснению: часть их отказалась, другие надкусывали и сплевывали, морщась – такими невкусными показались им эти фрукты. Видя такую картину, Гюль Верр велел набрать полную корзину неведомых ему плодов и поспешать на корабль. Но и там произошло то же самое. Даже капитан , умнейший и опытный человек, повел себя странно – он как будто бы не слышал своего хозяина. Смотрел на корзину, полную чудодейственных плодов, но как бы не видел ее. Все это озадачило путешественника, но он решил не терять времени и поскорее отправился в обратный путь – на родину, чтобы рассказать миру о своем удивительном открытии и дать своим близким и друзьям вкусить этих плодов, чтобы они почувствовали то же, что и он.

     Благополучно достигнув родных берегов, Гюль Верр  прежде всего все рассказал своим близким и родным. Рассказывая о приобретенных знаниях (а точнее – ведении), он был уверен, что заинтересованные хотя бы возможностью немедленно улучшать свое здоровье, люди поскорее захотят отведать заморских диковинных плодов, чтобы убедиться в словах путешественника. Но произошло то же самое, что и на корабле: к огромному изумлению  Гюля Верра, даже самые близкие и любящие его люди, отворачивались от корзины, где лежали не изменившие за все время путешествия своего аппетитного вида плоды. Напрасно, дрожа от возбуждения, а позже – и от отчаяния, призывал он вкусить новых знаний, ведь это может изменить в корне всю их жизнь. К лучшему. Как будто какая-то неведомая и невидимая глазу блокада вставала между людьми и корзиной. Большинство говорило так: «мы такого никогда не пробовали, наши предки этого не ведали, стало быть – и нам негоже», немногие же, не желая обидеть путешественника, откусив малый кусочек, морщились и говорили: «ни на что это не похоже, мы к такому не привыкли» — и отходили в сторонку.

     Зная, что истина по его стороне, Гюль Верр предпринял еще попытки. Желая подарить всем людям – знакомым и незнакомым — знание, как избавиться от болезней и избегать их впредь, он начал писать статьи в газеты, разговаривать с людьми на улицах. Доходило даже до того, что он останавливал горожан, выходящих из продуктовых лавок и пытался объяснять, что большинство продуктов, которые те накупили – это яд для их организма и необходимо менять свое питание. Закончилось все тем, что в обществе его стали принимать за чудака, с которым что-то приключилось во время очередного путешествия. Видя бесплодность своих попыток спасти если не весь мир, то хотя бы близких ему людей, он заперся в своем доме и в одиночестве наслаждался запасом привезенных фруктов, поглощая вместе с ними все новые и новые знания. Открылось ему и то, что в его стране, как и по всему миру, есть люди (и их немало), которые обладают тем же видением мира, что и он. Установив с некоторыми из них контакт, Гюль Верр продолжал углублять свои знания, касающиеся здоровья человека и устройства мира. Как оказалось, эти две вещи неразрывно связаны между собою.

     Но горечь и скорбь от бесплодности попыток поделиться своими практическими знаниями и увлечь своим примером самых близких ему людей никогда не оставляли путешественника. Впрочем, после этого случая он стал более философом и писателем. Бороздить океаны он еще продолжал, но интерес к этому поугас – столько неразрешенних проблем проявилось перед его по-новому видевшими мир очами.

     Шли годы, Гюль Верр изменил образ жизни, отказался от прежних привычек. Новые знания позволили ему вылечить старые болезни, а новые и не появлялись. О докторах Гюль Верр и думать забыл, чего нельзя было сказать о его близких. Один за другим уходили из жизни родные, друзья, а также те, кто подсмеивался над его новыми «диетами» и «теориями».  Эти непростые годы выработали у него покорность перед лицом происходящих событий, но главное чувство, которое запеклось угольком в его душе и не оставляло его – СКОРБЬ. Это не была ни грусть за людей, ни обида на какую-то неведомую ему силу, которая запрещала, блокировала и не позволяла людям принять новую и жизненно важную для них информацию. Скорбь – это наилучшее определение чувства, которое навсегда поселилась в нем.

Прошло еще много лет, и случай привел уже седовласого, но по-прежнему острого умом философа в далекую страну под названием Россия. Там ему встретилась картина, которую художник назвал «Христос в пустыне». Увидев ее, старый философ не смог оторвать взгляда, и простоял перед ней очень-очень долго. Взгляда своего не мог он оторвать от лица Христа. Всматриваясь в осунувшиеся черты, опущенные глаза, Гюль Верр вдруг пронзительно понял, что, возможно, лицо это выражает такую же СКОРБЬ. Скорбь от осознания того, что есть ведение, истина, и это может помочь человечеству, но есть и понимание того, что истину эту люди воспринять не смогут или не захотят даже попробовать воспринять.